
Сергей Зотов — специалист по истории науки и европейской иконографии Средневековья и Нового времени. Долгосрочный стипендиат Института Варбурга (Лондон), PhD в области истории Ренессанса (Уорикский университет). Лауреат премий «Просветитель» (2018) и Беляевской премии по литературе (2022) за книги «Страдающее Средневековье» и «Иконографический беспредел».
Этот едва уцелевший фрагмент фрески XIV в. из церкви св. Фотинии в критском городе Ираклионе демонстрирует очень нетривиальный сюжет.
Внутри блюда для причастия, дискоса, мы видим разрубленное на части тело младенца, по-отдельности лежат руки, ноги и тело, а где-то слева, вероятно, находилась и отрубленная голова.
Неожиданно, но если знать сюжет всей фрески, становится очевидным, что расчлененный труп — это сам Христос. Но для чего нужно было показывать Спасителя разрезанным на мелкие кусочки?
Эта иконография восходит к эпизоду жития св. Василия Великого, называемого «чудом о жидовине». Согласно преданию, некий еврей вошел в церковь, чтобы узнать о недоступных ему христианских таинствах, во время того, как Василий совершал службу. Еврей был очень удивлен, так как увидел в руках Василия младенца, которого тот разрубал на части.
Верующие начали причащаться, и смешавшись с толпой, иноверцу удалось тоже получить богослужебный хлеб — просфору. Взяв ее в руку, он убедился, что это — действительно плоть Христова, а из чаши он отхлебнул настоящей крови. Спрятав кусочек плоти, он показал его дома, а на утро попросил Василия крестить всю его семью.
Конечно же, в этой легенде есть и юдофобский след: ведь христиане верили, что именно евреи распяли Христа, а потому его пусть и метафорическое расчленение тоже, в какой-то степени, приписывалось им.
И хотя в этом предании все, с точки зрения христианской морали, заканчивается хорошо, и иудей становится христианином, в других роль евреев в мучении Христа может подчеркиваться куда более прямо.
В еще одном православном сказании есть похожий сюжет: в сирийскую церковь зашел знатный мусульманин, чтобы посмотреть на службу. Он был в негодовании, когда увидел, что священник разрезает тело младенца на алтаре, а его кровью и отрубленными членами наполняет литургические сосуды.
Затем прихожане поедали младенца и пили его кровь. Сарацин вознамерился было убить всех присутствующих, однако священник остановил его и поведал тому, что обычный человек видит только хлеб и вино, хотя дары и являются плотью и кровью Христа. Следовательно, мусульманину самим Богом было явлено истинное видение причастия. После этого сарацин крестился и стал проповедовать слово Иисуса.
То, что видели в церкви еврей и мусульманин — обычный элемент православный литургии, преломление священником хлеба. С помощью специального ножа, символизирующего копье римского сотника Лонгина, прободавшее бок Христа после распятия, совершающий богослужение крестообразно разрезает просфору и изымает из нее частицы. Их затем используют для приготовления причастия и кладут на дискос, обозначающий ясли и одновременно гроб Иисуса.
На греческом языке этот сюжет называется мелисмос, что переводится как «преломление». Так как в христианстве считается, что во время причастия хлеб и вино как бы становятся плотью и кровью Христовыми, в христианском искусстве этот момент богослужения часто изображался аллегорически.
На русской иконе младенец Христос, окруженный ангелами, может лежать внутри литургического сосуда в вине-крови, будто бы в сцене погребения, а иногда кубок с таким же содержимым держит в руке Иоанн Креститель, отсылая и к причастию, и к сцене Крещения.
Взрослый Спаситель иногда стоит во весь рост на патене (католический вариант дискоса), демонстрируя свои раны — такая иконография отсылает к Страстям Христовым.
Впрочем, эта легенда о просфоре и евреях, которые их тайно собирают и прячут, не единственная. В Европе были распространены предания об осквернении просфоры (называемой у католиков гостией). Особенно часто в этом обвинялись, как несложно догадаться, именно евреи.
На алтарной панели из Барселоны рассказывается, как однажды одна еврейка незаконно купила гостию у одного из прихожан католической церкви.
Она понадобилась ей для магического ритуала, который ей посоветовал знакомый имам (в сознании средневековых христиан все иноверцы были заодно): если она вместе с супругом порубит и сварит причастие, то муж снова будет любить ее.
Когда еврейка принесла гостию домой, ее муж начал резать хлеб ножом — до тех пор, пока из него не потекла настоящая кровь. Затем он бросил хлеб в кипящую воду, и тот превратился в младенца Христа.
Напуганная женщина решила принять христианство и пошла в церковь, где прошла через обряд евхаристии.
Но так как еврейка находилась во грехе, не рассказав священнику на исповеди о своем измывательстве над гостией, она не смогла проглотить дары, и те разорвали ее горло, вырываясь из нечистого тела. Этот фантастический эпизод был основан на многочисленных реальных обвинениях евреев в краже гостии (крали ли они ее на самом деле — большой вопрос; скорее всего, нет).
В православном искусстве евреев нередко обвиняли и в других грехах. К примеру, на русских и других православных иконах на сюжет об Успении Богородицы на переднем плане часто можно заметить некоего злодея — он пытается подкрасться к телу усопшей Божией Матери. Его ударом меча встречает ангел и отсекает обе кисти рук.
Эта сцена отсылает к апокрифическому, как и весь сюжет Успения, рассказу о том, как еврейский первосвященник Иефания или Афония попытался опрокинуть одр Богоматери, но был остановлен божественным провидением. Этот эпизод был впервые описан еще в V-VI веках в апокрифе «Сказание об Успении Богородицы» Псевдо-Иоанна Богослова.
Когда апостолы совершали погребение Богородицы в гробнице, где были похоронены ее предки Иоаким и Анна, а также ее муж Иосиф, евреи доложили о ритуале первосвященникам, которые захотели сорвать похороны. Однако еврейская стража ничего не смогла сделать, так как некая бесплотная материя спустилась на земля и стеной окружила всех христиан. Только первосвященник Афония решился на действие и кинулся к одру, чтобы опрокинуть его.
В этот момент Бог и посылает ангела, который отрубает ему руки. Мы видим, что на иконах этот эпизод изображается максимально кроваво: кровь хлещет из рук бедного Афонии, в то время как христиане спокойно взирают на непропорционально жестокую кару. Тем не менее, история снова заканчивается позитивно: после раскаяния первосвященник получает исцеление и становится христианином.
Тема причастия, отсылающая в народном сознании к магическим обрядам с ним связанным, будоражила сознание простых прихожан.
Именно из-за их очарованности этой темой в Средневековье и создаются образы разрубленного на куски Христа или легенды о краже гостии.
Этот сюжет был выражением коллективного страха, связанного с боязнью иноверцев и упованием на божественное чудо, которое сможет спасти от них христиан.
Мы видим, что именно с евреями были связаны самые жестокие сюжеты православной иконы — как иноверцев их обвиняли во всех самых тяжких преступлениях, даже в тех, что не были описаны в Библии.
Все они нарисованы максимально кроваво, что по замыслу художников, вероятно, должно было ужаснуть и тем самым объединить христиан против евреев и других иноверцев.