Христианская каббала

Сергей Зотов — специалист по истории науки и европейской иконографии Средневековья и Нового времени. Долгосрочный стипендиат Института Варбурга (Лондон), PhD в области истории Ренессанса (Уорикский университет). Лауреат премий «Просветитель» (2018) и Беляевской премии по литературе (2022) за книги «Страдающее Средневековье» и «Иконографический беспредел».

На этом прекрасном изображении XVI века мы видим сложную схему структуры мироздания.

Сверху в треугольнике начерчен тетраграмматон — непроизносимое имя Бога, записываемое четырьмя буквами иврита.

Ниже обозначены восемь кругов: в них на древнееврейском перечисляются десять заповедей, имена ангелов, слова иудейской молитвы, все буквы алфавита, названия десяти сфирот и божественные имена.

Кажется, что эта иллюстрация дошла к нам прямиком из средневекового еврейского текста, посвященного мистике, каббале или богословию. Однако это изображение было создано для текста, написанного на латыни, да и его автор вовсе не был евреем.

Сегодня поговорим о том, как иудейская каббала проникла в мистическую традицию христианской Европы и пустила там глубокие корни.

Началось все с небольшого, но влиятельного кружка интеллектуалов, возникшего в ренессансной Италии. Богатый флорентийский политик Козимо Медичи Старый в конце XV века заинтересовался древнегреческой философией и решил воссоздать платоновскую академию. Интерес к Платону, которого в средневековой Европе почти не знали из-за нехватки переводов его «Диалогов», возник, в первую очередь, из-за популяризации неоплатонизма, который виделся ренессансным философам более древним вариантом христианства.

Античный неоплатонизм, набор учений мудрецов, развивавших философию Платона, позиционировал трехступенчатую устроенность бытия: из Бога происходил божественный разум, своего рода «мир идей самих по себе», который порождал мировую душу, что-то вроде платоновского «мира идей». Все это, в свою очередь, создавало и материальный мир, предметы в котором были сделаны на основе идей, концепций и разума самого Бога.

Итальянцы во Флоренции похожим на учение Платона видели и герметические сочинения, которые возникли в позднеантичном Египте. В герметизме с умом Бога можно взаимодействовать напрямую, и он был якобы способен дать человеку знания, иначе недоступные. Византийский ученый Георгий Гемист Плифон, приехав в конце XIV века в Италию, популяризовал учения Платона, ранее не особенно известные на латыни, а также продвигал свое собственное видение единой религии, которая преломлялась в различных формах с теми или иными искажениями на протяжении всей человеческой истории (включая иудаизм и христианство). Только Платон, по мнению Плифона, понял эту религию правильно.

Продолжателем этого философского вектора стал Марсилио Фичино, глава мистического кружка, сформировавшегося во Флоренции благодаря меценатству семьи Медичи.

Медичи заказал Фичино переводы «Герметического корпуса» и «Диалогов» Платона. В то время считалось, что неоплатоники и герметисты жили задолго до Христа. Поэтому их мудрость стала восприниматься как предтеча христианства и возникло мнение, что чем древнее трактат, тем он ценнее и ближе к истинной мудрости.

Фичино создал свое собственное учение, называемое «натуральной магией». Согласно его теории, магия тоже была одной из предтеч христианства, а, значит, ее не нужно было никак легитимизировать внутри христианской веры — ведь у них были общие корни и основания. Фичино предлагал использовать астрологические талисманы и натуральную магию — в противоположность «ненатуральной» магии вызова демонов.

Заключалась она в том, чтобы использовать или избегать растений, трав, животных, минералов, металлов и людей, ассоциировавшихся с определенными планетами в зависимости от собственного астрологического прогноза и конкретной ситуации. Например, себя он считал человеком Сатурна, меланхоликом, и старался проводить время среди предметов и явлений, астрологически связанных с жизнерадостными планетами, т.е. Солнцем, Юпитером и Венерой. Это были золото, зеленые луга, розы и приятные благовония.

Хотя Фичино не знал древнееврейского языка, он предпринимал попытки включить в свою схему еврейскую мистическую традицию, прежде всего связанную с каббалой. Дело Фичино продолжил Джованни Пико делла Мирандола, который выучил иврит и стал первооткрывателем каббалы для западной культуры и первопроходцем так называемой христианской каббалы — причудливой смеси еврейской мудрости с догматами католицизма.

С его точки зрения, любая магия была бессильна без каббалы, то есть, произнесения тайных имен бога и расшифровок числовых соответствий слов. Что сильно отличало христианскую каббалу от оригинальной — роль Христа считалась самой важной в структуре мироздания, и даже тайное имя Бога, тетраграмматон, исправили: в четырехбуквенное имя вставляли букву шин, так чтобы получалось имя Йехошуа.

Так еврейская религиозная мысль сильно повлияла мистику Ренессанса, а каббала стала объектом интереса европейских оккультистов. После Мирандолы каббалистические тексты стали активно переводить на латынь, и все больше образованных людей опирались на них в своих духовных поисках.

Немецкий врач, философ и мистик XVI века Генрих Кунрат взял из христианской каббалы учение о множественности имен Бога, схемы расположения ангелов на небесах, идею сфирот и многое другое, создав ряд изображений, которые в сложных схемах совмещали имена ангелов с сфирот, алхимическими, медицинскими и астрологическими понятиями.

В своем трактате «Амфитеатр вечной мудрости» он приводит множество схем, основанных на еврейском мистицизме, и одну из них мы показали вначале.

Что делает ее явлением именно христианской каббалы?

В центре, над воскресающим из пепла фениксом, расположена фигура Христа — непреложной истины, которую должен обрести адепт. Кунрат считал, что подлинный, каббалистический философский камень — это Руах Элохим, дух Божий, летавший над бескрайними водами на заре времен.

Параллельно, слово «каббала» в Европе всё чаще используется как синоним «магии» и «алхимии», обозначая любое тайное знание, уже не обязательно связанное с еврейской мудростью. Поэтому не все мистики обстоятельно изучали иврит, даже используя его. Да и сам этот язык в Новое время становится для европейцев не средством общения, но чем-то вроде загадочной шифровки.

Иврит, на котором, согласно трактовкам Библии, говорил сам Бог, неизбежно использовался как что-то в крайней степени сакральное, но от этого и непонятное, а следовательно, сугубо декоративное. На тысячах изображений религиозных сцен в европейских церквях мы находим буквы, напоминающие еврейское письмо, но это лишь подражание ивриту. Такие же примеры есть и в оккультных трактатах.

В немецком произведении XVIII века «Древнее алхимическое делание», приписываемом рабби Аврааму Элеазару, встречаются слова на искаженном иврите, записанные слева направо.

На изображении слева сам автор в одеждах раввина стоит на алхимической печи, а в руках держит колбу с уроборосом и тремя цветами. Над ним написано «Книга света», а надпись внизу переводится как «Тора» — это отсылки к одноименному каббалистическому трактату и Священному Писанию иудеев.

На рисунке справа двухчастный уроборос помечен словом: «земля».

Они соотносятся с идеей оппозиции летучего и устойчивого, которую воплощает кусающий сам себя змей. Внутри алхимической колбы эти два принципа должны были перемешаться, что приводило, по замыслу златоделов, к созданию философского камня.

На заглавной иллюстрации трактата конца XVIII в. «Святейшая тринософия», автором которого считался граф Сен-Жермен, мы находим библейскую цитату на настоящем иврите «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою».

Она соседствует с другими экзотизирующими «восточными» элементами: соколом Гора, полураздетым масоном, проходящим инициацию у алтаря, и именем Господа.

На других иллюстрациях в трактате мы снова встречаем надписи на искаженном иврите. По сюжету, главный герой вспоминает о том, как проходила его масонская инициация. Он зашел в гигантскую залу и увидел странную картину, на которой полуобнаженная женщина, воплощающая богиню Исиду, посвящает жезлом голого неофита.

Разложенные на столе предметы символизируют четыре стихии и отсылают к мастям Таро, Луна и Солнце на ножке отмечают алхимические первопринципы, сульфур и меркурий, а цветные прямоугольники намекают на алхимические стадии. Сцена инициации увенчивается еврейским словом «Левиафан» и загадочной, но бессмысленной шифровкой.

На следующем рисунке птица, которую герой встречает во время своих невероятных приключений, явно раскрашена в цвета алхимических стадий.

Она парит над горящим алтарем, обозначающим алхимическую печь, с веточкой акации в клюве — символом вечной жизни, которую получит истинный адепт.

Венчает таинственный сюжет надпись на иврите: «Маг, целитель, священник». Эта надпись, как и прошлая, не имеет почти никакой связи с сюжетом и, по всей видимости, была скопирована не знающим иврита автором с какого-то заголовка.

А вот на одной из последних в трактате надписей на иврите, расположенной над изображением гроба, мы видим слово «гниение», которое отмечает стадию нигредо.

Это уже вполне осмысленно: в европейской алхимии нигредо часто обозначали с помощью символов гниения, червей, смерти, черных животных, например, ворон, тьмы и червей.

В самом конце «Тринософии» есть круглая алхимико-каббалистическая схема, похожая на ту, что мы видели в «Амфитеатре вечной мудрости» Генриха Кунрата. На ней алхимические субстанции («белый свинец», «сера») сопоставляются с именем Бога на иврите и космологической структурой мироздания.

Как мы видим, если для одних европейских мистиков Нового времени иврит был набором таинственных символов, то другие действительно читали оригинальные каббалистические сочинения и искренне пытались приспособить их положения в своих собственных духовных поисках.

Смотреть видео

Страница сериала «Бог в деталях» со всеми эпизодами